В Санкт-Петербурге в Литературном музее “XX век” открыта экспозиция поэта Николая Заболоцкого, часть которой – “с армянским акцентом”, пересечением, но без указания имени его лагерного друга, передавшего этот “акцент”. В предлагаемой заметке – о Гургене Георгиевиче Татосове и дружбе с 1939 года с Николаем Алексеевичем, а после его безвременной кончины – с сыном поэта.
Данная заметка, как и многие на сайте Армянской автономии Петербурга, не претендует на полноту, а только – на фиксацию важной темы, про которую почти не известно общественности, с надеждой на продолжение, в том числе: выявление новых сведений, контактов и мнений потомков тех, чьи искренние, дружеские связи укрепляли и поддерживали в прошлом каркас российско-армянских отношений. Уменьшение трещин в этом каркасе – прямо пропорционально неравнодушию, столь редкому явлению в нашей повседневности.
Внизу:
- Арест Николая Заболоцкого
- Повторная встреча Николая Заболоцкого и Гургена Татосова в лагере в 1939 году
- Армянский словарь Заболоцкого, цветок и завещание
- Письма Н. А. Заболоцкого и Г. Г. Татосова – поэту и его сыну
- Гурген Татосов и его стихотворные шаржи и эпиграммы в 1960-ые
- Поиск знакомых Гургена Татосова и его семьи.
На 2 апреля 2024 г. не получилось найти фотографию Гургена Татосова, потому на внешней иллюстрации вместо неё словарик Николая Алексеевича – от его учителя армянскому языку в лагере на Дальнем Востоке.
Арест Николая Заболоцкого
Первый “звонок” к аресту был за 10 лет в 1929 году. В 1925 году 22-летний Николай Заболоцкий окончил отделение языка и литературы Пединститута имени Герцена в Петрограде. В следующем году его призвали на военную службу там же, на Выборгской стороне, и уже в 1927 году уволился в запас. Демобилизовавшись, поэт издал в 1939 году в Ленинграде первую поэтическую книгу «Столбцы». Она сразу вызвала литературный скандал и отрицательные отзывы в прессе, обвинявшей автора в юродствовании над коллективизацией, и была оценена как «враждебная вылазка»… 19 марта 1938 года Заболоцкий был арестован и затем осуждён по делу об антисоветской пропаганде. В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские критические статьи и клеветническая обзорная «рецензия», тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества.
Николай Алексеевич писал в автобиографии в 1948 году: “Постановлением Особого совещания НКВД по делу УНКВД Ленинградской области я был приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ. Я и до сих пор убежден, что это было роковым следствием судебной ошибки Постановлением Особого совещания НКВД по делу УНКВД Ленинградской области я был приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ. Я и до сих пор убежден, что это было роковым следствием судебной ошибки. По ходатайству администрации лагеря я был освобожден из заключения 18 августа 1944 года и оставлен в лагере в качестве вольнонаемного.”
Повторная встреча Николая Заболоцкого и Гургена Татосова в лагере в 1939 году
В первый раз Николай Заболоцкий встретился с Гургеном Татосовым в пересылочной тюрьме в Свердловске. Судьба их свела снова позже – в Комсомольске-на-Амуре.
Источник: Никита Николаевич Заболоцкий (сын). “Жизнеописание. Тюрьма и лагеря. 1938-1944″ (1995). Описание рубки леса привёл в своей публикации в 2011 году (на странице 176) и Катеринич, В. («Одиссея фантастических переживаний» : Николай Заболоцкий на Дальнем Востоке / В. Катеринич // Дальний Восток. — 2011. — № 6. — С. 173-180). Эту информацию по нашему запросу любезно предоставила 12.4.2024 библиограф Центральной государственой библиотеки им. Н. Островского Комсомольска-на-Амуре Светлана Михайловна Талаева.
(В февральские дни 1939) Из очередного эшелона, прибывшего в Комсомольск-на-Амуре, серую массу изможденных, изголодавших за время этапа заключенных и среди них Заболоцкого под конвоем пригнали в городской пересыльный пункт. Здесь Николай Алексеевич встретил знакомого по свердловской пересыльной тюрьме грозненского юриста Гургена Георгиевича Татосова, с которым ему предстояло почти неразлучно прожить на Дальнем Востоке до 1943, когда судьба раскидает их по разным лагерям. Из пересыльной тюрьмы их направили в поселок Старт, расположенный среди глухой тайги, километрах в сорока от города. Первое время Заболоцкий и Татосов, работая в паре, валили лес. Нужно было срубить дерево на высоте не более десяти сантиметров, очистить его от сучьев, ствол распилить на бревна определенной длины и сложить их в штабель. Старались работать изо всех сил, но выполнить норму никто из новоприбывших не мог, а не выработаешь норму — погибнешь от голода. Не справившиеся с заданием получали на обед 300 граммов хлеба и черпак жидкой баланды. Для работавших на морозе людей такой паек предвещал скорое истощение и дистрофию. А рядом в пищевом бараке стояли столы для выпол нивших норму. Здесь еда была более обильна и доброкачественна — несколько видов каш, достаточное количество хлеба.
Но без навыка к физической работе, без умения обращаться с топором и пилой норму не сделаешь, как ни бейся. В конце рабочего дня прораб на специальной доске отмечал, кто сколько сделал. И вот в один из дней, когда сил уже оставалось совсем мало (посылок из дома еще не было), произошло чудо: охранник, наблюдавший за работавшими, подошел к учетчику и, указывая на Заболоцкого и Татосова, приказал:
— Этим пиши 120 процентов. Они не могут работать, но очень стараются.
Так благодаря человечности охранника иногда удавалось получать улучшенное питание. Постепенно приходил навык и норма становилась не столь уж недосягаемой. Но далеко не все вохровцы по-человечески относились к заключенным. Однажды уже весной Заболоцкого и Татосова без охраны послали копать ямы для столбов где-то за пределами зоны. Грунт был тяжелый, весенняя вода быстро заполняла вырытую яму, и работать приходилось стоя в холодной воде. Вдруг из соседнего лесочка вышел охранник с овчаркой. То ли работники сели передохнуть, то ли и причины никакой не было, но он дал соответствующую команду, указал на двух заключенных и спустил с поводка собаку. Николай Алексеевич, отшатнувшись от бросившейся на него овчарки, упал в яму с водой. Гурген Георгиевич ударил собаку бывшим в руках ломиком, и та с визгом покатилась по земле. Подбежал охранник, на ходу щелкнув затвором винтовки, и закричал на поседевшего в следственной тюрьме Татосова:
— Ты что сделал с собакой, гнида! – не обошлось тут и без увесистой зуботычины.
Лет через десять один знакомый спросил Заболоцкого, тяжело ли ему было в за ключении.
— Бывало трудно, – лаконично ответил Николай Алексеевич.
— Ну как трудно? Расскажите.
— А как бывает трудно, когда работаешь до изнеможения, а стоит присесть на минуту, тут же на тебя спускают овчарку?
Заболоцкий нахмурился и перевел разговор на другую тему.
Позже Заболоцкого перевели в проектное бюро чертёжником, куда через некоторое время перевели подсобником и Татосова. Об этом сказано в книге Никиты Николаевича. Чертежи, сделаные Заболоцким, были представлены на упомянутой в начале экспозиции в Литературном музее “XX век” в Петербурге в апреле 2024 г.
На сайте городской библиотеки Комсомольска приводятся подробные сведения, но только о Заболоцком. Библиотеке отправлено письмо с запросом о Татосове.
В 1939 г. 3аболоцкий работал чертежником в проектном бюро, а потом – в проектно-сметном отделе ОЛП (Отдельном лагерном пункте) в пос.Старт, который входил в черту города. В конце 1940 г. 3аболоцкого перевели в Управление Нижне-Амурское. ИТЛ, располагавшееся по адресу: ул. Вокзальная, 47. Он оформлял клуб Нижне-Амурского ИТЛ и жил в лагерном бараке. В ноябре 1941 г. 3аболоцкого перевели на прежнюю работу в пос. Старт, а оттуда 27 апр. 1943 г. его отправили в Алтайлаг.
Армянский словарь Заболоцкого, цветок и завещание
Внизу фрагмент периода после 1941 г. из книги сына Заболоцкого. По тексту видно, что помимо Татосова у Заболоцкого в лагере был ещё один друг армянин – внизу выделено жирным шрифтом.
Неоднократно вспоминал Татосов о таком случае:
«Более всего жалею, что у меня украли на раскурку лист бумаги, где был рисунок Николая Алексеевича и его стихи —16 чеканных строк… Я оказался обладателем 25 пачек махорки, которая ценилась на вес золота. Как-то, когда я собирался лечь спать и откинул одеяло, увидел, что к подушке был пришпилен лист, на котором был изображен я огромного роста с нимбом вокруг головы, а внизу у моих ног на коленях стоял маленький Николай Алексеевич, простирая ко мне руки. Сверху был заголовок “Моление о махорке”.
Я был приравнен ко всем скупцам мира, наиболее порядочным из которых был Гарпагон, и мне категорически предлагалось выдать махорку. Стихи были великолепными, рисунок тоже, и я до сих пор не могу забыть об этой потере».
Вскоре после обоснования близ поселка Старт Заболоцкий стал изучать армянский язык. Он считал полезным знание языка, возможно, уже тогда предполагал, что после освобождения ему придется зарабатывать на жизнь переводами, а владение армянским позволило бы ему без подстрочника переводить армянскую поэзию. Николай Алексеевич сделал себе книжечку из бумаги от каких-то ведомостей, оклеил ее миллиметровкой и тушью аккуратно написал: «Армянский язык. Словарь Л1942». В книжечке был начертан армянский алфавит и в определенном порядке записаны армянские слова и их русский перевод. Характерны выделенные разделы: 1) человек, 2) дом, 3) природа, 4) деревня, 5) город, 6) ощущения, чувства, дух, деятельность, 7) жизнь – смерть, 8) время – пространство… На отдельных листочках записаны понравившиеся Заболоцкому и близкие ему по настроению армянские песни или стихотворения с русским подстрочным переводом.
Работа в проектном бюро кончалась поздно, но перед сном Заболоцкий и Татосов успевали провести очередной урок. Занятия пошли настолько успешно, что скоро Николай Алексеевич уже обменивался с двумя товарищами-армянами довольно сложными армянскими фразами.
Вспоминая о тех днях лагерной жизни, Татосов писал:
«Стремление к интеллектуальной жизни постоянно было внутри Николая Алексеевича. Это сказывалось во всем — и в его заинтересованности знаниями окружающих его людей, в желании постичь эти знания, в изучении природы, нас окружающей. А самым главным было — не потерять своего лица, не скатиться вниз, не стать животным… Ни грязная ругань, ни жуткие ссоры и драки из-за пустяков, ни тяжелая работа, ни пренебрежительное и презрительное отношение к нам — ничто не изменило Николая Алексеевича, он оставался таким же чистым, мягким, добрым… Он для меня был примером, всегда успокаивал меня и говорил: только не опуститься, не потерять своего сокровенного».
Действительно, в Заболоцком всегда совершалась какая-то внутренняя работа, как будто и не связанная с тем, что происходило вокруг него. Такая душевная независимость помогала противостоять всем трудностям и унижениям, которых было немало. Один из его товарищей по заключению, инженер И. Сусанин, рассказал, как однажды, во время выхода на авральные работы стояли на сопке Заболоцкий, Татосов и инженер Н. Державин. Николай Алексеевич сорвал большой красный цветок, некоторое время рассматривал его, а потом сказал: «Станем мы после смерти такими вот цветами и будем жить совсем другой, непонятной нам сейчас жизнью». Эти слова звучали так глубокомысленно, уверенно и убедительно, что слушатели восприняли их как некое важное откровение и запомнили. Державин рассказал о них Сусанину, и тот тоже не забыл их до конца жизни. Пройдет несколько лет после того разговора о цветке, и Заболоцкий напишет в известном стихотворении «Завещание»:
Я не умру, мой друг.
Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Видео – “Завещание”
Читает Иван Диденко (3 мин)
Письма Н. А. Заболоцкого и Г. Г. Татосова – поэту и его сыну
Журнал узников тоталитарных систем “Воля” в 1995 году (№4-5) на 60 страницах опубликовал материалы “Дела Заболоцкого” (стр. 25-86). На стр. 26 важный комментарий редакции “Воли”:
Знакомясь с письмами Н. А. Заболоцкого и Г. Г. Татосова, читатель почувствует не только атмосферу лагерной жизни, но и крепость тех дружеских уз, которыми лагерь спаивал заключенных-единомышленников. Однако до 1956 г. Заболоцкий и его освободившиеся из лагерей товарищи избегали тесного общения, не без оснований полагая, что их связи могут быть использованы для новых обвинений и репрессий.
Письма:
Г. Г. ТАТОСОВ – Н. А. ЗАБОЛОЦКОМУ, 5 мая 1956, Грозный
Н. А. ЗАБОЛОЦКИЙ – Г. Г. ТАТОСОВУ, 11 мая 1956, Москва
Г. Г. ТАТОСОВ – Н. А. ЗАБОЛОЦКОМУ, 21 мая 1956, Грозный
НИКИТА ЗАБОЛОЦКИЙ – Г. Г. ТАТОСОВУ, 15 января 1972, Москва
Г. Г. ТАТОСОВ – Н. Н. ЗАБОЛОЦКОМУ, 16 февраля 1972, Грозный
и далее ещё 9 писем Никите.
Гурген Татосов и его стихотворные шаржи и эпиграммы в 1960-ые
Павел Тихомиров, заслуженный деятель искусств Чеченской Республики, в своей книге о Грозненском республиканском русском драматическом театре им. М. Ю. Лермонтова (издана около 2006 года) начало одной из глав открывает именем Гургена Татосова и его эпиграммами. Выше говорилось о сохранении человеческого в себе вопреки нечеловеческим трудностям в лагерях. В приведённых Тихомировым четверостишиях-шаржах видно не просто чувство юмора Татосова, но и то, что отчасти и оно сохранило Татосову жизнь.
К сожалению, на сайте Грозненского театра нет имени Гургена Татосова, как и многих сотрудников 60-летней давности. 2 апреля послано письмо директору театра с надеждой получить больше сведений или хотя бы фотографию друга Заболоцкого Гургена Гееоргиеввича Татосова.
(Из книги Павла Тихомирова)
В пятидесятые и шестидесятые, когда артисты с утра до поздней ночи пропадали в театре, их культурной Меккой была библиотека ВТО, которая находилась тут же при театре. Её руководителем был немолодой человек по имени Гурген Георгиевич Татосов. Именно он советовал артистам, особенно молодым, что нужно прочитать перед репетицией того или иного нового спектакля. К нему приходили за советом, и всегда библиотека была полна людьми. Здесь спорили, встречались или просто пережидали время между репетицией и спектаклем. Так вот этот самый Гурген Татосов писал разные стихотворные шаржи и эпиграммы как на артистов, так и на спектакли.
Маргарите Кирилловой
Нос меняет, габариты,
Всё в тумане – полный транс.
Вот что сделал с Маргаритой
Подкреплённый гайморитом
Заполночный преферанс.
Ефиму Верову
(по театру ходила фраза «С Веровым надо кончать».)
Мы в жизни во что-то верим,
На всём провиденья печать…
Но что же нам делать с Веровым?
– С Веровым надо кончать!
Надпись на кулинарной книге
А когда на Волгу лягут тени
И заря погасит яркий свет,
Вспомните, родные, о Гургене,
Кушая изысканный обед.
Людмиле Сторожевой
Говорят, хорошая актриса,
Посмотреть хотелось бы скорее.
Жаль, что бесприданница Лариса
До спектакля очень постареет.
Нине Чипиженко
Труда отдав немалого,
В театре, верно, с год
Вдовица Огудалова
Ларисе мужа ждёт.
Людмиле Вальднер
Актриса большого диапазона
Игры показала особый класс.
Начала карьеру как Дездемона,
А кончила – Женькою Ксидиас.
Людмиле Вальднер
(После спектакля «Почему улыбались звёзды»)
Не меркнет в актрису вера,
Везде она хороша.
А вот милиционера
Не принимает душа.
Нине Чипиженко
Вы сейчас играть в театре
В трагедийном стали тоне —
Подошли б для Клеопатры
Или Цезарь, иль Антоний.
Тамаре Барбашовой
Любви как связывались нити,
Следил, волнуясь и дрожа.
Боюсь, что вы не соблазните
Такого типа, как Моржа.
Марии Чарской
Всё как будто бы резонно,
Но в тревоге сердце тает.
Может быть, к концу сезона
Маша сына воспитает.
Тамаре Кулагиной (к дебюту)
Протянув искусства нити,
Покорили всех вы в зале:
Хохотал не только зритель,
Даже звёзды улыбались.
Людмиле Борской
Ужели однолюб вам нужен?
Ведь всё рассеется, как дым.
Нехорошо, имея мужа,
Гоняться в пьесе за другим.
Людмиле Сторожевой
Вы показали, играя,
Юности шторма и бури,
Только жаль, дорогая,
Что я – не Юрий.
Саше Михайлушкину
Трудом он занят благородным:
Изящен, весел, мил, остёр…
Артистом хочет стать народным,
Но не пускает режиссёр.
«Свет далёкой звезды»
Конечно, быть не может спору —
Свет до звезды от нас далёк.
И как не плакать режиссёру,
Когда звезды достичь не смог.
Вале Плужниковой
Мне на мир не хочется глядеть,
На пути одни лишь неудачи.
Мне тобой хотелось бы владеть,
А владеет Михаил Недачин.
(«Валя услышав эту эпиграмму, расхохоталась и поцеловала меня».)
Георгию Гладких
Попал в театр просто клад,
Но, видит Бог, его съедят.
Козицину
Всё в огненно-азартном стиле,
И страсть, и пыл. Зубовный скрежет.
Наверное, в премьеру Филя
Партнёров двух иль трёх зарежет.
Поиск знакомых Гургена Татосова и его семьи
Поиск дополнительных сведений о Гургене Георгиевиче Татосове, знавших его уже начата. Выше упоминалось о двух письмах, посланых в Грозный в театр и в библиотеку в Комсомольск-на-Амуре.
На портале “Открытый список” репрессированных в СССР по политическим мотивам в период с октября 1917-го по 1991 гг. о Гургене Татосове:
Дата рождения: 1902 г.
Место рождения: г. Кизляр ДАССР
Пол: мужчина
Дата ареста: 14 июня 1950 г. (Ред.: это дата второго ареста – до 1955 г.)
Осуждение: 6 сентября 1950 г.
Осудивший орган: Особое cовещание при МГБ СССР
Приговор: ссылка на поселение
Место отбывания: Красноярский край
Дата реабилитации: 19 мая 1992 г.
Реабилитирующий орган: Прокуратура РД
Источники данных: Книга памяти Республики Дагестан
Вконтакте около полусотни людей с фамилией Татосов.
Будем благодарны любым сведениям и контактам, чтобы была сохранена память о Гургене Георгиевиче Татосове, лагерном друге Николая Алексеевича Заболоцкого.